«Вот вроде бы снимаем кино. Но здесь, чёрт возьми, совсем не кино». Саргон Хадая — наполовину русский, наполовину сириец, показывает арабскому миру правду о том, что происходит на Украине. Военкор всегда оказывается в самом пекле: в подожённом фосфором лесу Кременной, в боевом вертолёте в небе над Бахмутом, во время атаки десантников в Сватово… Он честно говорит, что это работа не может нравиться. Но она нужна. Саргон снимал в Афганистане, Ираке, Африке. Но после войны в Сирии, по его словам, все изменилось — журналисты стали целью. Саргон ведёт репортажи на арабском, говорит на русском. А вот молится на языке Христа, на арамейском. Древнее наречие напевно звучит на русских позициях.«Вот вроде бы снимаем кино. Но здесь, чёрт возьми, совсем не кино». Саргон Хадая — наполовину русский, наполовину сириец, показывает арабскому миру правду о том, что происходит на Украине. Военкор всегда оказывается в самом пекле: в подожённом фосфором лесу Кременной, в боевом вертолёте в небе над Бахмутом, во время атаки десантников в Сватово… Он честно говорит, что это работа не может нравиться. Но она нужна. Саргон снимал в Афганистане, Ираке, Африке. Но после войны в Сирии, по его словам, все изменилось — журналисты стали целью. Саргон ведёт репортажи на арабском, говорит на русском. А вот молится на языке Христа, на арамейском. Древнее наречие напевно звучит на русских позициях.
Военкоры-3: он молится на языке Бога
